"Один человек" Алексея Макушинского - новый роман для "старых" умников
Мысль - главный герой всех книг Алексея Макушинского. И потому его новый роман "Один человек", опубликованный в апрельском номере журнала "Знамя", станет настоящим подарком для людей мыслящих.
АННА БЕРСЕНЕВА, писатель
Немалая часть читающего населения России уже не знает о существовании толстых литературных журналов - визитной карточки русской литературы на протяжении двух столетий. И невозможно не понимать, что «толстяки» сами в этом виноваты: не проявили должной настойчивости, чтобы встроиться в новую систему распространения книжной продукции двадцать лет назад, когда они были абсолютно узнаваемы и количество их читателей исчислялось миллионами. Теперь это уже не так, время упущено. Но как бы там ни было, литературные журналы - «Знамя», «Новый мир», «Дружба народов», «Волга», «Урал» и многие другие - существуют, причем не только в интернете, где их читают наиболее активно, но и в бумажном виде. И существуют, и публикуют тексты, для которых требуется читатель, наделенный потребностью и опытом размышлений и чувств. Книжные издательства в последние несколько лет почти полностью разучились выявлять такого читателя в массе покупателей и адресно издавать и продавать необходимые ему книги. А журналы стараются делать именно это. И часто удачно.
Одна из таких удач - публикация в апрельском номере журнала «Знамя» нового романа Алексея Макушинского «Один человек». Уже мелькнуло в связи с этим текстом слово «травелог», но оно не представляется определяющим. Да, герой романа (в финале автор изобретательно сообщает, что его не надо отождествлять с А. Макушинским) действительно совершает недальнюю поездку из Германии в Бельгию. Но сказать, что смысл происходящего с ним состоит именно в этом или даже в том, что через путешествие он постигает себя и жизнь, - было бы неправдой.
Весна 2020 года, пандемия уже накрывает Европу, музеи, в которых которых герой и его спутница Жижи намереваются посмотреть картины Ван Эйка и Рогира, уже закрыты. Но еще работают отели, рестораны, другие средоточия социального существования, и ощущение разительной перемены привычной жизни накладывается на незыблемость ее внешнего рисунка, усиливая общую тревогу и обостряя впечатления и мысли. А поскольку мысль - главный герой всех книг Алексея Макушинского, то обострение мысли как явления, мышления как процесса, безусловно, отвечает его личному авторскому стремлению. И следить за направлением его мысли, за ее трудно уловляемой сутью, гораздо увлекательнее даже, чем следить за мелькающими за окном его машины видами встревоженной Европы.
Виды эти перемежаются московскими, из памяти, из юности. Причем то советское, бурно перестроечное время в романе не параллельно нынешнему, а сложным, в том числе композиционно сложным образом переплетено с ним. В юности героя был человек из тех, которых повезло вовремя встретить не единственному юноше такого склада. Однако не каждый из них пронес через всю жизнь сознание значительности встречи.
Яков Семенович Яс, был преподавателем, знатоком и собирателем антиквариата и картин, но главное, что он дал герою, не ограничивалось внешними интересами, пусть даже в сфере искусства.
«Не потому, все-таки и в первую очередь, я уже не мог без него обойтись, что он ссудил меня Мандельштамом и подарил мне Томаса Манна, научил меня видеть живопись, слышать музыку. Но потому что я сам был взыскующим истины юношей в свои шестнадцать, семнадцать и восемнадцать. Я ничего не понимал в жизни, в мире. Я совершенно не знал, как вести себя, чему верить. Мир обрушивался на меня тысячами голосов и тьмой мнений. Одни звали в церковь, другие предлагали водку и, sit venia verbo, баб как решение всех проблем, утешение в любых невзгодах, третьи совмещали водку с причастием, баб с литургией. Были завзятые пижоны, неисправимые модники, видевшие смысл жизни в посещении магазина «Березка». Были просто «фарцовщики», как это тогда называлось. Были хиппи, диссиденты, идеалисты, карьеристы, наркоманы, подонки. Одни желали обогатиться, другие достичь нирваны. Читатели Кьеркегора с наслаждением слушали Led Zeppelin и Pink Floyd. Кто-то верил в науку, рассуждал об искусственном разуме. Другим было плевать на разум, даже естественный. Третьи верили в интуицию, экзистенцию, Софию Премудрость, астральное тело. Никто не верил в марксизм. Все смеялись над Брежневым. И мы смеемся, Жижи. А мне бывало, как вспоминаю теперь, не до смеху. Все путалось, все кружилось во мне, в голове моей. Все и теперь кружится, и теперь путается; времена и мысли наползают друг на друга, как льдины на реке или на море; все сразу, кружась и путаясь, является перед внутренним моим взором. Но теперь я к этому, что ли, привык. Я как-то научился с этим справляться, ну... более или менее».
Яс впервые сказал ему, что «искусство портрета – самое высокое искусство на свете. Потому что интересен только человек; все прочее – побочные обстоятельства». И в то же время учил покидать область чистой мысли, потому что самое важное, может быть, открывается на других путях - веры? чувства? Учил не только смотреть и думать, но и не смотреть на то, на что все смотрят, и не думать в унисон со всеми. Учил сопротивляться своему времени, оттачивающему на людях свои зубы, и считал такое сопротивление, как и способность не сломаться, мерой человеческого достоинства. И то, что герой ни на одну минуту своей жизни не забывает о ее неограниченности очевидным, что он научился справляться с тоской существования, которая обрушивается на человека всей своей тяжестью, и с реальностью, обрушивающейся всей своей беспросветностью, - в этом немалая заслуга Яса.
Собственно, и название романа Алексея Макушинского связанно с тем, что говорил его герою Яс: «Тот, кто не думает, живет в отрадном окружении незримых спутников, в толпе чужих мнений, заемных слов, в тепле и уюте всеобщего неразумия. Тот, кто думает, всегда один. Один человек. И ему плохо, этому одному человеку».
Во многом благодаря Ясу - во всяком случае, с его первой подачи - герой знает, что «все идет сплошным потоком в жизни; все мешается, путается; радость и отчаяние, тоска и веселье наползают друг на друга, как льдины на весенней реке (например, на Волге; например, в Ярославле); времена налезают друг на друга, как те же льдины, на той же реке», - и это знание становится композиционным принципом романа. Но - удивительно! - при таком подходе текст не производит впечатления сумбурности. Рассуждать о потоке сознания по отношению к нему даже как-то неловко. Ясность мысли пронзает его и структурирует собою. Так металлические опилки, беспорядочно рассыпанные по столу, рисуют вокруг сильного магнита четкие линии поля.
И когда во время путешествия герой каким-то мистическим образом встречает «в бетонном городе Бланкенберге» любовницу и возлюбленную из своей богемной молодости и та рассказывает ему о Ясе нечто иное, чем знает он сам, - это уже не может стать для него разрушительным. Да и ничто не может, наверное. Он живет в большом времени, в котором его умершая жена так же реальна, как Мадонна на портрете святого Луки, и умерший Яс соседствует с Рембрандтом.
Наверное, это самое захватывающее знание, которое вдумчивый читатель литературного журнала получает из сложного, наполненного разнообразными знаниями романа Алексея Макушинского.
КнигиАлексей Макушинскийжурнал "Знамя"Нашли опечатку в тексте? Выделите её и нажмите ctrl+enter
